Исаак Израилевич Подольский (1908–1942) родился в Варшаве. В 1929 году окончил этнологический факультет МГУ. Преподавал в 1930–1940-х годах в Московском индустриально-педагогическом институте имени Либкнехта (в 1943 году присоединен к МГПИ имени Ленина), Институте новых языков (позднее — МГЛУ имени Мориса Тореза), Казанском педагогическом институте (ныне в составе КФУ). В аспирантуре исторического факультета МГУ работал над составлением хрестоматии и учебника по истории средних веков под руководством профессоров Н. П. Грацианского и Е. А. Косминского.
Фото: НПЦ «Холокост»
Фото: НПЦ «Холокост»
В составе Московского народного ополчения участвовал в боях под Вязьмой осенью 1941 года. Смог выйти из окружения. Затем был назначен переводчиком второго разряда 1290-го стрелкового полка 113-й стрелковой дивизии 33-й армии. По документам ЦАМО числится пропавшим без вести в октябре 1941 года. Однако последнее письмо датировано 17 февраля 1942 года.
В начале февраля 1942 года 33-я армия в ходе Ржевско-Вяземской операции попала в окружение под Вязьмой и долгое время находилась в тылу противника без снабжения продовольствием и боеприпасами. При попытке выхода из окружения 113-я стрелковая дивизия была разбита врагом. Всего 33-я армия потеряла в этих сражениях около 10 тыс. солдат и офицеров, в том числе командира генерал-лейтенанта Михаила Ефремова, который застрелился, чтобы избежать плена.
Письма с фронта адресованы жене Эрминии Александровне Евлаховой и дочери Ирене, которые эвакуировались в город Верхотурье Свердловской области, родителям — Израилю Григорьевичу и Саломее Исааковне, которые вместе с дочерью Татьяной были в эвакуации сначала на Северном Кавказе, позже — в Баку, а также двоюродной сестре Е. М. Коростелевой (Шифман). Письма и фотография переданы в НПЦ «Холокост» дочерью — Иреной Подольской.
Фото: НПЦ "Холокост"
Фото: НПЦ "Холокост"
Письмо Исаака Подольского жене
6 декабря 1941 года
Дорогая Дитенька, сижу в ожидании завтрака в избе после 20-километрового ночного перехода по ужасающему бездорожью. Мы прошли несколько деревень, откуда немцы сбежали за несколько дней до нашего прихода, и остановились в деревне, откуда только что выгнали немцев. Когда штаб входил в нее, на улице еще стрелял по убегавшим фашистам пулемет. Умылся с огромным удовольствием из умывальника, предмета, увы, весьма редкого в деревне. Мои вещи сушатся — после нескольких дней резкого мороза сразу потеплело и шел сильный снег. Жители стараются всеми способами нам как-нибудь угодить, услужить, сделать приятное. Даже в 3–4 часа ночи в деревнях, через которые мы шли, никто не спал, все высыпали на улицу и выражали радость по случаю нашего прихода.
Фото: НПЦ "Холокост"
Фото: НПЦ "Холокост"
Приходится видеть массу интересного. Газеты дают представление о происходящем. Но одно дело, когда в газете читаешь о снятых с прохожего на улице валенках, а другое — когда это рассказывает плачущая женщина, плачущая то от радости, что с ней говорят на родном языке, что немцы прогнаны и начинается снова жизнь, то от воспоминания о вчерашних или час назад бывших унижениях и обидах, когда разговор происходит в загаженной врагом комнате, где сожжена вся мебель, на полу валяется грязная солома, на которой они валялись, и соломой заткнуты рамы выбитых стекол. В этих условиях характер событий становится весьма ярким и особо жизненным. Как много можно написать о таком: в только что взятом городе спрашиваю женщину, как пройти на нужную улицу. Она со слезами: милые вы наши, по-нашему говорите, хорошо обращаетесь и т. д.— целый поток всяких нежных слов.
Один раз я возвращался после наступления темноты через недавно взятую станцию N. Часовые меня задержали и свели к коменданту. По проверке тот меня выпустил, но сказал, чтобы я заночевал в поселке, т. к. идти через лес в деревню, где я жил тогда, в темноте небезопасно. В избе у хозяина дома, где стоял комендант, были гости. Когда он услыхал, что мне нужен ночлег, все повскакали, каждый хотел меня получить, и рабочий, к которому я пошел, шел точно получил ценный подарок. Мне устроили такую постель, на какой я не спал с незапамятных времен (т. к. вообще за единичными исключениями приходится спать без всякой постели), и я проспал с 8 вечера до 9 утра как младенец.
Но довольно путевых заметок, установленный размер письма не должен превышать четырех страниц.
Моя новость: я назначен полковым переводчиком. Это приятно в очень многих отношениях, во всяком случае, я теперь комсостав. Для человека, занимавшего такое окруженное почетом положение, как я, разносить пакеты (что бы сказали, увидев меня, курьеры Соцэкгиза и Литиздата!) и писать накладные было довольно неприятно. Теперь я опять на квалифицированной работе и занимаю известное положение. Кроме того, у меня есть надежда, что через некоторое время я получу работу, еще более для меня привлекательную работу — лекторскую. Но не будем забегать вперед, хорошо и то, что есть.
Вообще, если я останусь жив, то открываются перспективы очень интересной работы. Да и сама жизнь сейчас так интересна и так хочется жить. Так хочется увидеть разгром врага, пройти через страны, которым мы понесем освобождение, вернуться к мадам Аделаиде и к мадам истории и к своей сварливой жене.
Возможно, что я откажусь от своей зарплаты в институте и перейду на зарплату в полку, т. к., по-видимому, это более выгодно, и я смогу больше помогать тебе и старикам, положение которых меня очень тревожит. Об этом я тебе писал... Если бы я мог усилить им помощь, то это могло бы, возможно, улучшить их положение. Не знаю, можно ли что-нибудь за деньги в твоем Верхотурье и насколько ты обеспечена. Ты пишешь пока только открытки, а я просил тебя подробно описать твое материальное положение. Как теперь твое здоровье? Все это очень меня беспокоит. Я бы очень хотел отправить вам посылку, тут иногда возможно купить за 100 р. стандартную «посылку» — набор сладкого, но почта прод. посылок не принимает.
Теперь в условиях наступления мы часто отрываемся вперед от почты, поэтому не всегда даже удается отправить письмо. Поэтому, если будут перерывы в письмах, не волнуйся, они могут быть вызваны именно этим.
Завтра полгода, как я в армии. Сначала время долго тянулось, затем оно стало лететь, хотелось бы, чтобы оно быстро промчалось и мы были бы с тобой опять вместе, дружок мой, моя любимая. В последнее время ты встаешь передо мною в том образе, как ты изображена на первой карточке, которую ты мне подарила и которую я застеклил. Так хочется прижаться щекою к твоей щеке... Я просил тебя прислать карточку твою с дочкой. Если у тебя есть — ту, где ты держишь ее на руках, но так, чтобы у тебя остался экземпляр. Кроме того, если можно, снимись опять с Реночкой, посмотрю, какая она сейчас стала.
Целую тебя, роднусик, и дочку, и бабушку. Будьте все здоровы и пишите чаще. Ваш И.
P.S. Меня очень удивляет, что Жека мне не отвечает на письмо, в котором я послал доверенность открыть квартиру и получить декабрьскую зарплату, а также на новогодние поздравления. Хочется без конца тебе писать и наговорить массу нежных слов. Мне пиши так: Полевая почта 932, 2-й стрелковый полк, штаб, полковому переводчику П. Будь внимательна, ничего не добавляй и не убавляй, иначе опять тебе вернут.
Письма Исаака Подольского родителям
Фото: НПЦ "Холокост"
Фото: НПЦ "Холокост"
11 декабря 1941 года
Мои дорогие, получил от вас две открытки от середины октября, надеюсь дожить до февраля и получить ответ и на эту. У меня все по-прежнему. Стоит мягкая снежная погода. Купил в военторге, который изредка к нам заезжает, носовые платки и разную мелочь, это очень большое удовольствие — что-нибудь купить, все носит нелегкая по разным деревням. Если раньше питал отвращение к деревенской жизни, то теперь в особенности, сплошное отсутствие всего, что элементарно необходимо человеку. Очень жаль, что мама не хочет ехать в Баку, вам, конечно, там было бы гораздо лучше. Я знаю от Тани, как вы там живете, сами вы, конечно, никогда не пожалуетесь.
Будьте здоровы, пишите почаще, я стараюсь вам писать через 4–5 дней. Целую вас, крепко. Ваш И.
Фото: НПЦ "Холокост"
Фото: НПЦ "Холокост"
3 января 1942 года
Дорогие мои! Пишу вам несколько слов, чтобы вы не беспокоились. Получил открытку от Эсфири от конца ноября, где она пишет, чтобы я помог вам с пропуском, а также от вас с той же просьбой. Приму все меры, чтобы вам помочь, но еще не могу сказать, что удастся сделать.
Продвигаемся вперед, немцы убегают часто так быстро, что не успевают поджигать деревень, что они делают при первой возможности. Население встречает Красную армию с восторгом, к немцам ненависть неописуемая. Нужно все видеть самому, чтобы представить происходящее, газетные описания бледнеют перед действительностью. Захватываем трофеи, пишу трофейным чернилом и утром брился трофейной бритвой, но оказалась хуже моей. А вдоль дорог стоят захваченные немецкие пушки и машины, груженные награбленным добром. Только порывшись в такой машине, можно представить характер бессмысленно-тупого грабежа. Во всех почти домах нет мебели — сожгли в печках, хотя нет недостатка в дровах.
Вообще можно написать массу интересного. Целую вас. Ваш И.
Фото: Давид Минскер / НПЦ "Холокост"
Фото: Давид Минскер / НПЦ "Холокост"
5 января 1942 года
Дорогие мама и папа, вчерашний день принес три радостных события для меня. Мы взяли Б. (г. Боровск Московской, ныне Калужской области.— «Ъ»), восхитительный старый русский городок, который я видел летом во всей красе его цветущих садов и в него влюбился. Теперь с радостью хожу по его улицам. Победа далась, несмотря на упорство борьбы, ценою очень малых жертв с нашей стороны. Улицы завалены трофеями. На брошенных грузовиках уже ездят наши шофера. Сожжены только отдельные дома, когда город восстановят, он сохранит все свое своеобразие. Я бы особенно тяжело пережил, если бы собакам удалось его спалить. В этот радостный день я получил назначение на должность полкового переводчика. Это имеет для меня огромное значение, т. к. из рядовых я перехожу в комсостав, неизвестно, какое я получу звание, возможно, даже старшего комсостава, минимум — последнюю ступень среднего. С этим связана свобода от ряда (собственно — ото всяких) нарядов, караулов и т. п., улучшение бытовых условий, командирский паек и обмундирование и т. п. Но это все мелочи по сравнению с тем, что я получаю то, что называется «положением», опираясь на которое я смогу достигнуть своей цели — перейти на работу по своей непосредственной специальности. Надеюсь, что через некоторое время мне удастся перейти в лекторскую группу при одном из вышестоящих штабов. Пока мы отступали и была опасность даже для Москвы, о лекциях не могло быть речи, даже бывшие уже лекторы использовались для других целей. Теперь к этому начинает проявляться интерес, а когда мы выйдем к Смоленску — что, надеюсь, не заставит очень ждать себя — и достаточно продвинемся на Украине и в Прибалтике, это станет очень нужным по требованиям обстановки. Во всяком случае, я счастлив, что теперь больше не буду выписывать приходных и расходных накладных, что мне не надо писать крупным почерком и никто мне не смеет сделать выговор за то, что у меня мелкий почерк.
Третье радостное событие — получение вашей открытки от 14–12, после длительного периода, когда приходили всякие устаревшие открытки от сентября и октября. Относительно вашего переезда я обратился к уполномоченному особого отдела, он обещал выяснить в высшей инстанции, можно ли что-нибудь сделать.
Целую вас крепко. Ваш И.
Письмо Исаака Подольского Елене Коростелевой (Шифман) в Москву
12 января 1942 года
Дорогая Леля, получил твое письмецо. Спасибо за поздравления и пожелания. Также надеюсь, что мы все встретимся по уничтожении немецких бешеных собак, о которых правильное представление можно составить, только непосредственно соприкасаясь с ними и следами их пребывания: настолько это превосходит всякое понятие о гнусности, какое можно составить в воображении.
Эрочка работает в детдоме. Я считаю, что она очень неплохо устроена: имеет комнату, получает питание — у них подсобное хозяйство и кормят их хорошо, ребенок имеет молоко. Но, конечно, глушь ужасная и очень тяжелая работа. Но я считаю, что любые лишения и тягость на родине даже не заслуживают упоминания по сравнению с тем, что переносят люди на оккупированной земле. Здесь всем наплевали в самую душу. Даже самые темные люди чувствуют себя в первую очередь оскорбленными и униженными, а потом уже вспоминают, что они ограблены и обездолены.
Родители на Северном Кавказе (Черкесской А. О., город Черкесск, Советская, 51. Эрин адрес: Свердловская обл., гор. Верхотурье, детдом). Им, конечно, очень тяжело, из писем бакинцев вижу, что они болеют, да, конечно, они очень стары. С пропуском для них в Баку вышел ряд недоразумений, не знаю, как им помочь. Я перевел им в октябре 1000 р., потом еще переводил деньги, но они не получили. Их поддерживают бакинцы. Хотелось бы, чтобы они переехали в Баку, там бы не были так одиноки и беспомощны. Я работаю в полку переводчиком, жив и здоров, что в здешних условиях уже очень много.
Привет. Где Юра? Целую тебя. И.
Письмо Исаака Подольского сестре Татьяне и родителям
Фото: НПЦ «Холокост»
Фото: НПЦ «Холокост»
30 октября 1941
Дорогая Тата, большое спасибо тебе за посылочку, она доставила мне много удовольствия. Но в след[ующий] раз пришли только, когда я напишу, иначе может попасть в такую ситуацию, что ее придется просто бросить, если придется перебираться на др[угое] место. Из изюма вышла вода и немного попортила колбасу, сам он стал слегка пахнуть колбасой, но при всем том удовольствие очень большое. Если придется присылать еще сладкое, уложи в прочные жестянки какаового типа, чтобы можно было запихнуть в рюкзак. Возможно, что скоро один товарищ поедет в Москву в командировку, с ним пришли мне:
1) перчатки
2) несколько пар носков
3) лезвия и крем для бритья
4) электрический фонарик, очень хорошо, если достанешь легче того, к[оторы]й у нас был, а если его никто не забрал, пришли прямо его.
Теплое белье у меня пока есть. Спасибо тебе за все заботы, они всегда падают гл[авным] обр[азом] на тебя. Во всяком случ[ае], если не будет оказии, то к тебе зайдет один демобилизуемый по болезни мой товарищ и передаст от меня привет. Это брат покойной Р.О. Шор, очень славный старик.
Я сейчас переведен на работу в хозчасть и очень доволен.
Пиши мне почаще.
Не понимаю, почему Эрочка мне не пишет, неужели до сих пор не знает адреса.
Целую.
И.
Контрнаступление РККА под Москвой
Фото: НПЦ "Холокост"
Контрнаступление РККА под Москвой
Фото: НПЦ "Холокост"
18 января 1942 года
Дорогие мои, этот месяц прошел с какой-то невероятной быстротой. Давно ли начинался новый год, а уже вторая половина января! Во всяком случае, половинка зимы за плечами, солнце начинает греть и дни становятся заметно длиннее. Становится как-то легче на душе. Нет ничего ужаснее темноты. Будем надеяться, что дождемся весны, и к тому времени подоспеет победа. У меня все по-старому. Только что-то давно не получаю писем, особенно от Эрочки. Ужасно стал тосковать о ребенке. В избе, где наша комсоставская «столовая», целая куча детей: из огромной деревни осталось 5–6 домов, остальные сожгли гады, и в каждом доме — несколько семей в неописуемых условиях, особенно если представить, что немцы объели их начисто, а остальное сгорело. Я обедал позже всех, повар оставил большую пачку сахару, и я поил чаем с сухарями (увы, черными) нескольких малюток. Они разыгрались и так радовались, а я вспоминал, как играет Реночка, и думал, получает ли она, что ей надо.
Мы вообще оказываем большую поддержку населению, особенно хлебом, т. к. нас кормят очень хорошо, хотя ужасно однообразно, а 900 гр. хлеба никто, конечно, не съедает. Вот хозяева, где стоят бойцы, и пользуются от нас многим. Пока деревня еще на линии фронта, только что освобождена и еще ничего не налажено — это для них очень существенно. Как дальше организуется дело, знаю только из газет. Мы быстро продвигаемся вперед, и пункт, который вчера еще предстояло занять, завтра подчас оказывается глубоким тылом. Зато и нас подчас угощают маринованными грибами, солеными огурцами и другими овощами, не входящими в паек. Ну, будьте здоровы, пишите, целую вас, ваш И.
Великое сражение великой войны
В спецпроекте к 80-летию битвы за Москву, подготовленном при поддержке Государственного музея обороны Москвы и Научно-просветительного центра «Холокост», «Ъ» показывает сражение через письма восьми солдат, защищавших столицу